Теперь я, черт возьми, пахну пачули. Я снова принимаю душ. Я все еще пахну пачули. Я надеваю свой костюм.

Когда я выхожу в коридор отеля, Том Лазарус, инженер, которого пригласили для записи, смотрит на мое тело, перекошенное от нервного напряжения, плечи, сползающие к ушам, и говорит: "Ого, Джон. Что, черт возьми, с тобой случилось?"

Черт, я делаю это. Вникаю в мелочи. Я постараюсь изложить все более просто.

В общем, история этого кошмара заключается в том, что женщина из немецкой звукозаписывающей компании уже задолжала мне деньги по роялти за распространение Voice of Chunk на некоторых территориях в Европе.

Возникла некоторая путаница по поводу того, будет ли Live in Berlin одной или двумя пластинками. Я отправляю ей первую пластинку, когда она закончит работу, но задерживаю вторую, пока она не выплатит мне причитающееся, а это оказывается значительной суммой.

По причинам, о которых я расскажу в ближайшее время, я вынужден уволить с крайним пристрастием и своего помощника, и своего адвоката. Так что я нахожусь в неведении относительно многого из того, что произошло.

Но мне не возместили расходы на перелет девяти музыкантов и двух звукорежиссеров в Европу. Мне не возместили стоимость одиннадцати гостиничных номеров в Берлине. Мне не выплатили аванс почти за всю первую концертную запись, и мне ничего не заплатили за вторую.

Когда мы закончили четыре ночи, сотрудница немецкой звукозаписывающей компании предлагает мне поехать в студию ее подруги в Малаге, Испания. Она говорит, что там очень красиво. Это совершенно новая, оборудованная по последнему слову техники студия. Там есть специальные апартаменты для артиста.

В аэропорту меня встречает молодой человек по имени Харли. Он подробно объясняет, что его зовут Харли, потому что он любит мотоциклы Harley-Davidson.

Он вручает мне ключ и подвозит к квартире.

Неудивительно, что он не хотел заходить. Он грязный. Такого уровня грязи я еще не встречал, и если вы дочитали книгу до этого места, то должны понимать, что я сталкивался с огромным количеством грязи.

Самое ужасное, что матрас на полу воняет и покрыт длинными волосами, которые, кажется, были вдавлены в простыни.

Некому позвонить и некуда пойти. Нет еды.

На следующий день Харли заходит к нам, улыбаясь.

Я не могу улыбаться.

Примерно через час Харли и еще один парень приезжают с новым матрасом, все еще завернутым в полиэтилен. Они ясно дают понять, что доставка этого матраса - ниже их достоинства.

Я говорю Харли, что должен поговорить с тем, кто здесь главный.

Харли объясняет, что они будут готовы для меня поздно вечером.

Я спрашиваю, где находится студия, и он показывает на холм, но говорит, что сейчас я не могу туда пойти.

"Почему я не могу пойти туда сейчас?"

Харли пожимает плечами. "Ты не можешь".

Я поднимаюсь на холм и захожу в студию, которая и близко не похожа на готовую студию. Пульты валяются на полу. Повсюду валяются неподключенные провода. Но больше всего подозрений вызывает то, что, когда я удивленно вхожу, владелец, инженер и руководитель студии пытаются спрятать за спинами технику, над которой они работали, с выражением лица "О нет, нас поймали".

Теперь я в бешенстве. Я пытаюсь дозвониться до своей помощницы, которая находится в Париже. Наконец я до нее дозвонился, но она явно не хочет со мной разговаривать и не желает помочь мне выбраться из этой передряги.

Когда я перезваниваю на следующий день, то слышу голос молодого проныры, который был режиссером фильма-концерта. Что он там делает? Они спят вместе? Неужели она все это время скрывала?

Неужели она привлекла этого парня, который, как уже стало ясно, не знает, что делает, к режиссуре концертного фильма, потому что они тайно вместе?

И она сказала, что его одобрил Роберт Берден, потому что знала, что я не стану звонить Роберту Бердену по этому поводу, пока он так болен?

Итак, я отправляюсь на сведение первой пластинки в Париж. Возвращаюсь в Нью-Йорк и узнаю, что с фильмом The Lounge Lizards возникли всевозможные проблемы, и моей ассистентке и, как я предполагаю, ее тайному бойфренду приходится снова ехать в Париж, чтобы устранить некоторые технические проблемы с фильмом, которые можно исправить только в парижской лаборатории.

Через некоторое время я узнаю, что мои деньги были использованы для перелета в Париж и оплаты гостиницы.

Я узнаю всевозможные вещи такого рода. И когда я встречусь с окружным прокурором Нью-Йорка, полтора года спустя, я узнаю действительно много подобных вещей.

Японская компания, которая оплачивает концертный фильм и "Рыбалку с Джоном", обанкротилась. Они должны мне много денег за "Рыбалку с Джоном" - за режиссуру, продюсирование, музыку и т. д.

Когда я прихожу за ним, их представитель в Нью-Йорке предъявляет договор на одной странице, в котором говорится, что я несу ответственность за все перерасходы на концертный фильм. Я ничего не знаю об этой бумаге. Она исходит от моего адвоката и подписана моим помощником, который в контракте указан как мой менеджер. Но поскольку концертный фильм снимает этот парень, который не знает, что делает, он превысил бюджет более чем в два раза.

И вот теперь вместо того, чтобы задолжать мне довольно большую сумму денег, которая должна была стать моей первой по-настоящему крупной зарплатой в этой жизни, они считают, что я должен им около 200 000 долларов.

А теперь они банкроты, и у них нет денег, чтобы закончить "Рыбалку" с Джоном.

Они соглашаются влить больше денег в концертный фильм, потому что они только что сэкономили деньги, которые заплатили бы мне, и, кроме того, я теоретически несу ответственность за перерасход средств на фильм.

Люди стали говорить мне, что видели моего адвоката и моего помощника вместе по городу поздно вечером. Это просто странно.

И выясняется, что они вместе с японским представителем в Нью-Йорке продали "Рыбалку с Джоном" дистрибьюторам в Европе, без моего ведома и согласия. И нет денег, чтобы ее закончить.

Это настолько сложная история, что объяснять ее целиком просто не имеет смысла.

Для меня все это - идеальный шторм катастрофы.

В контракте с немецкой звукозаписывающей компанией нет ничего, что говорило бы о том, что я должен им вторую пластинку. Но они утверждают, что я должен им одну. Материала, конечно, достаточно, но я не хочу давать им больше ничего, пока они не выплатят причитающиеся роялти за Voice of Chunk, не возместят мне несколько тысяч долларов, которые я потерял на